Мертвая любовь или Страсти по Иисусу

Луиза светится, когда думает о Фердинанде. Когда говорит о Фердинанде. Когда видит Фердинанда. Когда прикасается к Фердинанду. Но у этих двоих есть ревнивый соглядатай. На сцене во весь экран – окровавленный лоб Иисуса в терновом венце и якобы всевидящие глаза бога, с которых капают красные слезы. Земная любовь мужчины и женщины невозможна, потому что богу нужно нечто большее. Тимофей Кулябин поставил в театре "Красный факел" спектакль "KILL" по мотивам древней пьесы Шиллера "Коварство и любовь", где пытается разобраться во взаимоотношениях человека и бога.

Искусственное произведение Шиллера и современный молодежный язык есть вещи несовместные. Из мещанской драмы XVIII века режиссер извлек лишь канву, да и ту перекроил как душе угодно. Подобно "Онегину" или "Шинели", поместил героев в стерильное хай-тек-пространство (сценограф Олег Головко), мелькающее неоновыми колбами, титрами, огнями, билбордами, микрофонами, айфонами, гаджетами. Работает проектор с фрагментами из балета Иржи Килиана, где отключен звук, отчего танцоры становятся похожими на дрессированных животных, совершающих прыжки по команде Хозяина. Ничего теплого, домашнего, интимного - все холодно, бездушно, безжизненно, публично. Здесь распоряжаются безучастные люди-функции в сером, притворяющиеся рабочими сцены. В нужный момент они (исполнители воли божьей?) так же бесстрастно осуществят убийство – замочат жертву в крови, ибо раз есть жертва, значит, должна быть и кровь. Желательно, много крови, чтобы было видно с балкона. "KILL" - аббревиатура названия пьесы "Kabale und Liebe" ("Коварство и любовь"). Это по-немецки. А по-английски kill – убить, убийство, убитый. Убита Луиза Миллер, которая вообразила, что имеет право любить не по правилам.

Причем здесь бог, если любить не позволяют люди? – твое окружение, твой отец, отец твоего возлюбленного, являющийся президентом страны. Бог здесь притом, что принуждает свою жертву стать безоружной против ополчившейся своры. Бог требует молитвы, а обстоятельства требуют решительных действий. Угловатая женская фигурка, коленопреклоненная на фоне кровоточащего экрана, бормочет заученные слова. Луиза обречена априори.

Президент (Павел Поляков) – как и любой представитель власти, без сомнений, несчастен и одинок. То есть он, как модно говорить, заложник системы. Он, как Понтий Пилат, доверяется лишь собаке (овчарка Хабар из Клуба служебного собаководства). Сына он, понятно, любит, но довлеют политические цели. Необходимо заставить Фердинанда жениться на ком полагается.

Та, на ком полагается жениться, тоже одинока и несчастна. Леди Мильфорд (Ирина Кривонос) только в уединении позволяет себе быть слабой. У светской львицы, тоже влюбленной в Фердинанда, огромное преимущество перед Луизой: она прошла жесткую школу выживания – и научилась быть разной. В борьбе за возлюбленного годятся любые средства – подспудное унижение соперницы, демонстрируемое превосходство над ней, подмена понятий, агрессивный напор, виртуозное притворство, женские уловки. Последнее сработало - Луиза, вытянувшись на цыпочках, хватаясь за стену, задыхаясь, сдалась: "Возьмите его себе".

Отец Луизы (Андрей Черных) – всего лишь рядовой учитель музыки, однако, защищая дочь от оскорблений, отважился дать отпор сильным мира сего. А из тюрьмы, где его обработали по полной программе, вернулся совсем другим человеком. Луиза взывает, Луиза плачет и умоляет, Луиза рвет душу, а папаша, отвернувшись от единственного родного существа, индифферентно пережидает монолог. А дальше вразумляет: не смей любить кого не след, люби мол бога. И отправляет дочь молиться – тому самому, который в терновом венце. Неподкупный музыкант как-то стремительно, на наших глазах, теряет и чувство собственного достоинства, и человеческий облик, превращаясь в самодовольное ничтожество. Подобно мелкому торговцу душами, принимает у Фердинанда деньги, не замечая издевки. Участливо бежит исполнять его поручение. Хихикает и воровато озирается. Сутулится и суетится. Что поделать – он стал продуктом социума.

И только Луиза такой не стала и не станет никогда. Луиза социально не адаптирована. В системе общественных отношений ей места нет. Она не понимает, что такое притворяться, скрывать, лавировать, соответствовать среде, держать себя в руках, держать интригу, держать марку. Она обнажена, как вечное дитя, которому никто никогда не лгал. Подобно героиням фон Триера, она утонула в собственном мире, который для других – мутная вода. Простенькое платьице, распущенные волосы, никакой косметики, никаких масок – вот что такое Луиза.

Убедить Фердинанда (Анатолий Григорьев) отказаться от Луизы невозможно. Этот парень обладает сильной волей и твердостью духа. Мотив ревности, жирно прописанный в пьесе, здесь даже не намечается. С таким – хоть на край света, куда он, собственно, и зовет возлюбленную. Но дело не в нем. Дело в Луизе, у которой нравственные установки смещены в сторону религиозных стереотипов. Купить свободу отца связью с нужным человеком (отдалась – и забыла, что за проблемы!) для нее немыслимо, а написать под диктовку ложное письмо, оскорбляющее Фердинанда, – приходится. Отказом от любимого вызволяет отца из тюрьмы – и отец тут же предает ее. Дает клятву молчания подонку – и верует, что нарушить клятву страшнее, чем отказаться от любви.

Ей кажется, что поступает согласно совести, – и не видит, что из нее сделали обычный инструмент дворцовых интрижек. Оставшись непогрешимой в угоду богу, она совершает грех, не прописанный ни в каких библиях, – предает главного человека своей жизни. "Луиза! Ты писала это письмо?" - взывает Фердинанд, но он так и не узнает правду.

Письмо Луизы – это письмо Татьяны в "Онегине", помноженное на бесконечность. Каждый слог дается Луизе, как шаг на Голгофу. Каждое слово она выдавливает, выталкивает, выжимает, выбрасывает из себя через сердечный сбой, через муку отречения, через невероятную душевную боль, которая во сто крат сильнее боли физической, всех этих стонов на крестах, дыбах и плахах. Она кожу с себя сдирает, выкрикивая и вышептывая диктуемое подонком письмо, она душу наизнанку выворачивает, она сердце вырывает из груди и бросает под ноги людоедам.

Мощная актриса Дарья Емельянова в роли Луизы Миллер совершенна. Ее работа – как удар электрическим током. Татьяна Ларина и Гедда Габлер теперь кажутся гениальной репетицией. И та, и другая постепенно убивали себя (или все лучшее в себе) потому, что в этом мире невозможна любовь. Луиза позволила себя убить вопреки любви, дающей ей жизнь.

Бог терпел и нам велел? Ему сколько жертв ни принеси, все будет мало. Он так и будет моргать кровавыми веками, бесстрастно взирая на мелкие людские страстишки. Мы, пытаясь объясниться с богом, умоляя его и проклиная, расшибая лоб и ломая персты, принимаем за него растиражированный персонаж из древнерусских мифов – и не хотим понять, что Бог внутри нас, и нигде более.

В интернетах ходит краснофакельский ролик с многозначительным перформансом: девушку привязывают к кресту и обливают красной краской. Она вздрагивает, но терпит. Она принесла себя в жертву. Действо выглядит театрально, пафосно, вымороченно, в общем, пошло. Олег Головко в телеинтервью говорит: "Мы же не вампиры, чтобы волноваться каждый раз, видя крест, правда?". Правда.